"Новая уния" на т.н. "восточных окраинах" ІІ Речи Посполитой, - интересный и малоисследованный эпизод социально - политического и церковного жизни западно-украинских и белорусских земель под Польшей. В свое время это было дело первостепенного веса: Одним из ее создателей и покровителей был сам Пои ХІ, а потому унийная акция все время находилась в поле интересов Ватикана и вопрос, с ней связанные, часто стояли в повестке дня польско-ватиканских переговоров. "Новая уния" была предметом сильного внимания польского правительства, которое считало ее важной проблемой в контексте религиозных и национальных отношений в восточных воеводствах. Кругом "новой унии" точилась острая полемика в печати. Однако, с другой стороны, успехи унийной акции были очень скромные и в значительной мере иллюзорные, а во всяком случае, отнюдь не сопоставимы с тем "шумом", что был поднят вокруг этого дела, с затраченными политическими усилиями и человеческими и материальными ресурсами.
В прямом понимании "новой унией" называют акцию, которая разворачивалась в 1924-1939 гг. в северо-восточных воеводствах Польши, в более широком понимании - все меры тогдашнего Ватикана, нацеленные на объединение с российской православной церковью, которые включали в себя также и деятельность российского католического экзархата восточного обряда, и унийную акцию среди православных россиян в Западной Европы, Бессарабии и Манчжурии. Оба аспекта можно выделять только условно, потому что же одной из характерных особенностей унийной акции на украинских и белорусских землях было то, что она рассматривалась как предварительно- подготовительный этап к более широкой акции на территории России (под Россией понимался весь СССР). Корни этой акции достигают еще начала ХХ ст., когда Ватикан при посредничестве митр. Шептицького начал унийностную деятельность на территории Российской империи .[1]
На Полесье унийная акция началась весной 1925 года с образованием униатского прихода в Торокани Дрогичинського пов. В 1926 г. появились приходы в Бобровичах и Ольпені, последняя со временем достала филиал на Марилинских хуторах, где униатами были преимущественно колонисты из Галиции. Для галичан в 1927 г. создан приход в Городной Столинского пов. К типичным мотивам обращения к унии здесь добавлялся еще один, специфично полесский, а именно явная недостаточность сети православных приходов и труднодоступность многих сел, которая приводила к тому, что, например, в с. Ольпень поп приезжал редко, с неохотой, и прямо говорил крестьянам, чтобы искали себе другого священника, а на богом забытых Мерлинских хуторах священник вообще не появлялся [2] ВО всяком случае, еп. Пшездзецький в Риме утверждал: составить проект новой унии его побуждал тот факт, который за последнее время к нему обратилось свыше 4000 православных, прося принять их к католической церкви с сохранением восточного обряда. Попытки возродить унию на Холмщине делала и Греко-католическая Церковь. Например, еще до немецкой оккупации до одного из сел Межирицькой приходы прибыл „русский" священник, который начал склонять так называемых „латинников" к восточному обряду - но успехов не достиг. По некоторым данным, тогда же в Замости греко-католический капеллан австрийской армии обратил по восточному обряд около 1400 католиков из бывших православных. Впрочем, неизвестно, точная ли это цифра и что произошло с этой униатской общиной. [3]
Этим не смог униатский священник В. Оношко, который зачастил на хутора, предлагая бесплатно оказать те или другие услуги. На Троицу для народа был устроен даже спектакль и вечер с музыкантом. Как читаем в материалах Полесской консистории: прибыв на Мерлинские хутора из-за отступности православного священника, о. Оношко "служит, служишь, служить, служите, служив, служи вечерню, затем литургию, и все поучает: „ваши священники - ваши первые враги, они вас ничему не учат, а только обдирают при каждом удобном случае. Скажите своему батюшке, что он не имеет права брать за крестины больше 50 денег, а за недостаток - 3 злотых. Соединившись с государственной католической Церковью, вы будете иметь все бесплатно, и ваши церкви не будут знать никаких податков. Церковные земли вы бы могли распределитьь между безземельными и малоземельными""...[4]
На территориях, которые официально полагали "лишенными украинской людности" и предназначенными для полонизации (Полесье, Холмщина, Подляшья), возникло несколько ячеек, которых польская власть рассматривала как "костры воинствующего украинского национализма".
Например, в Полесском воеводстве такой ячейкой был приход на Мерлинских хуторах, "где стараются парализовать польскую общественно-государственную работу". Также "исключительно вредным" полагала униатская ячейка в Городнй Столинского пов.: "Нужно будет заметить, что один из руководителей этой ячейки, священник восточного обряда Лев Горошко вместе с дьяком, украинцем Максимом Яструбецьким... вели среди в основном спокойной людности явную политическую агитацию, отказывались излагать религию на польском языке, учили молодежь украинским песням, читать и писать по-украински, стараясь на каждом шагу пробуждать активный украинский национализм". В 1938 г. приход в Ольпени возглавил выпускник Дубенской семинарии Степан Гладун, который тоже "исключительно агрессивным образом" старался утверждать "украинский национализм".[5]
Результаты Униатской акции были совсем небольшие: на 1930 г. число ново-униатов достигло 17000 чел. и оставалось на таком уровне до конца 1930-х годов. Все это несмотря на огромные финансовые затраты на содержание приходов (напр. В 1924-28 г Подляжская курия выплатила десяти священникам славянского обряда 93000 злотых), на строительство церквей и часовен (например, один только часовня в Жабче стоила 8000 злотых), на миссионерство и содержанию Дубенской семинарии. Кроме того, обращены на унию не проявляли особой стойкости в вере. Стала цифра примерно в 17000 ново-униатов достигалась за счет создания новых приходов, тогда как во многих прежде созданных очагах число униатов уменьшалось, порой весьма существенно. Неуспех новой унии имел несколько причин. Прежде всего, мотивация обращения на унию была, как правило очень поверхностна и имела чисто оказиональну и субъективную природу. Мотивом обращения могло быть желание, чтобы была открыта закрытаяя церковь, имущественный спор с православным духовенством, любезные манеры униатского священника, дешевые услуги без долгих формальностей и т.д. Соответственно, крестьяне часто шантажировали церковную власть угрозами перейти на унию, но когда церковная власть выполняла их требования, присылала на приход энергичного священника, снижала плату за услуги, - любая мотивация оставаться на унии, кроме разве что порожденной конфликтом оскорбления в православную церковь и приверженности нового священника-униатов, пропадала. Сeteris paribus подозрительное «римское православие» не имело в глазах крестьянина никаких преимуществ перед православием . Часто наоборот, неразумные шаги католической иерархии, некомпетентность или непорядочность униатских священников из числа «перелетел» как напр присваивание денег прихожан. [6]
Заметим, что среди перелетел были и откровенно аморальные типы, как некий Михаил Кнуренко. Имея женщину католичку, он еще как православный проявлял «прокатолицьки» тенденции: одевался и брился на вид ксендзов, говорил по-польски, не правил определенных услуг. Неудивительно, что в своем времени он поступил в еп. Лозинского как кандидат на униатского священника и служил первым в Делятичах, а потом в Городной Столинских уезда. Однако карьера его в унии закончилась скандалом: в 1929 году он был обвинен в совращении своей несовершеннолетней (14 лет) воспитанницы, бежал в Чехословакии, был выдан и осужден на 2 года тюрьмы. Согласно характеристики Столинских старост, как священник в Городной был «материалистом, бестактным, вел себя аморально ... Вообще, его деятельность как священника была вредная »[7]
Результаты «новой унии» ушли в небытие в годы Второй мировой войны, массовых перемещений населения и советских гонений против религии и Церкви. Здесь надо отметить, что ново-униаты не испытывали никаких исключительных гонений от советской власти - они были объектом антицерковной атеистической политики наравне с православными, католиками или другими конфессиями. Просто-напросто, как только ново-униатские ячейки утратили те относительно привилегированные, «тепличные» условия, создавала для них католическая иерархия, и очутились на одной доске с православными, - новая уния потеряла прочь всякую привлекательность в глазах населения, и в глазах священников-«перелетел». И сегодня, когда прошло уже восьмидесятая годовщина с начала унионистскои акции, о ней напоминает одна-единственная приход славянско-византийского обряда в с. Костомлотах на Северном Подляшье, да еще немногочисленная Белорусская Греко-Католическая Церковь считает своих предтеч Альбертинську миссию иезуитов.[8]
Источники:
«НОВА УНІЯ» У СХІДНИХ ВОЄВОДСТВАХ ПОЛЬЩІ (1923-1939 РР.) Роман Скакун
[1] Archiwum Akt Nowych w Warszawie (AAN), Ministerstwo wyznań religijnych i oświecenia publicznego (MWR i OP), спр. 493, арк. 78-139.
[2] AAN, MWR i OP, спр. 471, арк. 419-421.
[3] пор. AAN, MWR i OP, t. 472, k. 98; Госархив Брестской области [БрОА], ф. 2059, оп. 1, д. 82, л. 47.
[4] БрОА, ф. 2059, оп. 1, д. 82, лл. 3-4, д. 83.
[5] AAN, MWR i OP, спр. 471, арк. 419-421.
[6] AAN, MWR i OP, t. 392, kk. 214-217а.
[7] БрОА, ф. 1, оп. 10, д. 2350. Пор. ф. 1, оп. 10, д. 2429, л. 10-11
[8] 1930 р. – MWR i OP, спр. 416, арк. 175-192; 1934 р. AAN, MSZ, спр. 2861, арк. 116-117; 1938 р. , MWR i OP, спр. 416, арк. 314-317.MWR i OP, спр. 472, арк. 24.
|
