STOLIN.UCOZ.RU

Главная » 2010 » Январь » 21 » Свидетельство очевидца: Уничтожение гетто в Столине. Опубликовано в идишистской прессе Детройта

---

19:12 Свидетельство очевидца: Уничтожение гетто в Столине. Опубликовано в идишистской прессе Детройта

Письмо от 11 января 1946 года, описывающие все ужасные подробности убийств, совершённых над евреями городов Столина, Давид-Городка и д. Рубель. Было получено от молодого человека по имени Михаил Носанчук его братом Борисом Носанчуком из Виндзора. Автор письма - единственный выживший из его семьи и один из просто совсем малого количества выживших евреев из упомянутых городков. Окружённый резнёй, он спас себя удивительным образом.  Письмо написано следующим образом. Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Такие чувств я испытывал, прочитав письмо, написанное рукой моего брата. Сколько дней и ночей я думал только об одном. Узнаешь ли когда-либо о мрачной судьбе, которая случилась с нами? Спасаясь бегством от смертоносных рук немцев, скитаясь в грязи, по лесам и болотам, хуже животного. Моей единственной мыслью было, как кто-нибудь расскажет моему брату и сестре? Хоть кто-нибудь, по крайней мере один, из нашей семьи узнает о моей смерти и через что я прошёл? Несколько раз я пытался покончить с жизнью, но мысли о тебе укрепили моё желание к жизни. Я продолжал надеяться, может быть я выживу. И так я продолжал терпеть с огромнейшей храбростью. 15 января 1946г. писавший приводит следующие подробности кровавых убийств. В 1941 году, приблизительно 16 Ава (первая половина августа по светскому календарю), насколько я помню, это было воскресенье, в Давид-Городке произошёл ужасный погром. Под предлогом формирования рабочих батальонов, все мужчины, включая детей в возрасте 12 лет, были собраны вместе, избиты и выведены из города. Они были убиты и многие из них похоронены живыми. Я был тогда в Рубле, ничего не зная. Мне хотелось рыбачить, поэтому я ушёл на реку. Якоб (Jacob), сын нашей тёти Голды (Goldie), остался дома и сидел за столом, за которым он делал упряжи. Вместе с ним были все его друзья хасиды. Я пригласил его пойти со мной, но он начал подшучивать надо мной и говорить, что он пойдёт с телегой и наберёт много рыбы. Я ушёл один. Около пяти часов полудня я услышал ружейную стрельбу, выстрел за выстрелом. Моё сердце почувствовало что-то плохое. Моё сердце билось всё сильнее и сильнее. Я спрятался далеко в кустах и ждал пока не появится кто-нибудь из деревни. Первый кто принёс плохие новости, был Марко (Marco) (ты помнишь его). Как только он меня заметил, он размахивать рукой, показывая, чтобы я шёл обратно. Со слезами на глазах он сказал, что каждый еврейский мужчина в деревне убит и все мальчики 16 лет и старше. Мой Бог! Я не мог этому поверить. Ещё только несколько часов тому назад каждый сидел за своей работой, некоторые занимались кузнечным делом, некоторые - шитьём, изготовлением упряжи. Внезапно - все мёртвые! Якоб (Jacob) тоже. Некоторое время тому назад он шутил, работал. А сейчас он лежит мёртвый. Почему? Мой Бог! Почему? 53 мученика были убиты тогда. Я не мог поверить этому. В деревне не было 53 мужчин. Я пошёл в кусты и начал считать каждого по имени. Я насчитал только 47, но понял, что среди них было 6 детей, которые держали своих отцов за руки. Отец Ханны (Hanna) (твоей жены) и муж Гиттель (Gittel) - твой шурин - были среди них. Якоб (Jacob), написал короткую записку до того, как его убили. Я её никогда не получил. Мужчины-евреи были собраны около церкви. СС-совцы и местные сотрудники полиции (коллаборационисты) из деревень Рубель и Уголец - поместили их в маленькое здание (ремиза), которое было частью пожарной службы. Они связали им руки за спиной и поставили мужчин-евреев в ряды по трое, били прикладами, повели их за амбар и расстреляли. Среди них были отцы, которые держали за руку своих детей. Три пули попали в Якоб (Jacob) прежде чем он упал на землю. Помнишь, дорогой брат, каким он был сильным? После того, что Марко (Marco) рассказал мне, я пошёл к нашему другу Авдею "Зую" (это уличная кличка) в "Горище". Убийцы увидели мгновенно, что меня не было среди убитых и начали преследовать меня, но наш друг Авдей спрятал меня на маленьком острове на реке Горынь. В Столине было всё ещё тихо. Пока СС-совцы, жаждущие крови, избегали Столин. Сын Авдея Фёдор пошёл в Столин рассказать нашим родителям и нашему брату Мойше (Maishe), сто я жив. Я не знал, жив ли кто-нибудь в Столине после того, что случилось в Давид-Городке и Рубле. Фёдор принёс мне письмо. Я узнал почерк нашего брата. Он советовал, что я должен придти в Столин. Скоро до меня дошли новости, что они также убили всех мужчин в Давид-Городке и выгнали всех женщин и детей из города. Всё делалось отрядами СС, которые прибыли из Лунинца, и местными пособниками фашистов (коллаборационистами) из Давид-Городка и близлежащих деревень. Бедные несчастные женщины и маленькие дети из Давид-Городка и Рубля были выгнаны из их домов и в их присутствии всё их имущество было разграблено. У меня нет слов, чтобы описать через что им пришлось пройти. От Хаи (Chaiyeh), сестры Якоба (Jacob), они вырвали сапоги Якоба (Jacob), которые она хотела иметь в память о брате. Я слышал их крик с маленького острова, но не мог помочь им. Члены населения Давид-Городка, называемые "мещане" (Meschany), помогли выгнать еврейских женщин и детей из города. Слабые, которые не могли идти, - были убиты. Женщины с маленькими детьми не могли ничего с собой брать, и всё же старались справиться с детьми на руках, несли несколько вещей, которые дикая толпа , жаждущая добычи, забирала у них. Если на ком-либо были ботинки, они заставляли их снять. Куда идти? Единственным местом был город Столин, который СС-совцы пропустили. В столине был создан Кагал (Kehillah) (Юденрат - Judenrat). Доктор Бергер, еврей, беженец из Германии, был его президентом. С большим усилием и деньгами (собранными для подкупа нацистов) фашисты разрешили бедным женщинам придти в Столин. Они прошли 35 км, босые и голодные. Некоторые добрые люди давали им немного еды и воды, даже укрытие в амбаре. Но было много и таких, которые использовали этот несчастный, беспомощный момент бедных невинных женщин. Они плевали на них, били и насиловали их. Несколько женщин даже умерли на дороге. И все считали их счастливыми, что наступил конец их страданиям. Это было правдой, потому что ни одна из бедных не пережила ликвидацию Столинского гетто - они просто страдали намного больше. Я видел всех женщин и детей, уставших, голодных. Изнасилованных, медленно идущих по направлению к Столину. Я не мог показаться сам, потому что был бы убит мгновенно. Спустя несколько дней, в одежде крестьянина, я приближался к Столину, где всё было более или менее под контролем. Мы старались разместить бедных женщин и детей. Мы распределили их по нашим домам, школам, синагогам, в каждом общественном месте. Все амбары были заполнены. Самой большой проблемой была еда. Каждый старался приготовить как можно больше еды на те ужасные дни, что были впереди. Не было времени об этом думать. Мы делили с ними всё, что было у нас. Моя сестра, у которой было семеро детей, не думала о том, что будет позже. С помощью других женщин она пекла хлеб и старалась накормить голодных и истощённых вдов и сирот. Бедные женщины, многие из них верили, что их мужья и отцы действительно работали, они надеялись увидеть их опять. Перед расстрелом убийцы заставили некоторых мужчин написать письма своим семьям. Мещане из Давид-Городка приносили письма и высасывали последнюю вещь или украшение из женщин в обмен на письма. В глубине души женщины верили, что всё это была иллюзия. Они хотели верить, что Б-г не сделает такое. Я знал, что мужчины никогда не вернутся. Но я не хотел портить малейшую безнадежную надежду их жён. Их мужья были убиты СС-овцами, которые располагались в Лунинце, с помощью местных жителей Давид-Городка. Из Лунинца они пришли в Лачин (Lachina) (возможно Лахва (Lakhva)), Давид-Городок. Это было в воскресенье. Под предлогом того, что дороги были разрушены и необходимо было починить мост, все мужчины-евреи из Давид-Городка 16 лет и старше были собраны в одном месте, которое называлось Гребли (Grebli), около моста через реку Горынь. Их было 2 700 человек. Коллаборационисты и СС-овцы вели их строем от 10 до 12 километров от города, поставили их рядами и расстреливали ряд за рядом. Они сказали бедным жертвам раздеться для проверки, нет ли у кого-либо оружия. Многие были только ранены. Точно также они положили в могилы, ряд на ряд. Земля тряслась и дрожала. Люди в могилах были всё ещё живые и старались выбраться. Никто живым не вышел. Свежая, тёплая кровь текла и мёртвые тела нажимали на них и те исчезали в агонии. Наши праздники - Rosh-ha-Shana (Новый Год) и Yom Kippur (Судный День) - приближались. Мы проводили службы в Синагоге. На второй день Рош-ha-Шана СС-овцы прибыли в Столин. Я не могу описать как они ехали по улицам. Через окна мы видели их кровожадные лица. Внезапно раздался стук в дверь. Наш дом был окружён и трое пьяных, жаждущих крови местных ворвались в дом и вытащили нашего брата наружу. Как они пропустили меня, только Б-г знает! Это был последний раз, когда я видел нашего брата Мойше (Maishe). Три дня спустя мы узнали, что он был замучен до смерти в Столинской тюрьме. Они несколько раз наносили ему удары острыми предметами, ранили конечности и поливали раны солью и йодом. Шпетрик, учитель, был с ним в одной камере, но они его отпустили. Через месяц он умер. Наш брат Мойше умер на второй день Рош-ha-шана 1941 года (сентябрь 1941г.). Около полуночи его святая душа вздохнула в последний раз в тюрьме Столина. Наша сестра Гоня (Gonia) наблюдала за тюрьмой из своего окна через дорогу и она заметила телегу, выезжавшую из ворот. Она узнала пиджак брата. Она подошла ко мне с плачем: "Мы потеряли нашего дорогого брата!" Через шесть месяцев полицейский сказал мне где лежит тело нашего брата. Мы нашли его тело в мелкой могиле. Мы похоронили его в его Таллис (накидка для молитвы) (Tallis) около могилы тёти Голды (Goldie). Лёва (Lyova), его сын, плакал и читал молитву Кадиш (Kaddish). Лицо нашего замученного брата начинало разлагаться. Однако я узнал его - его красивые руки ещё не совсем начали разлагаться. Мы похоронили его украдкой из боязни СС, фашисты запрещали хоронить евреев. После смерти нашего брата для меня начались эти ужасные дни. Я единственный остался из всей семьи, окружённый сиротами и вдовами. Я смотрел на детей и моё сердце рвалось к ним. Тётя Голда (Goldie) держалась, но вдруг начала слабеть. Во время Хануки (Hannuka) (декабрь 1941г.) её душа вздохнула в нашем доме в последний раз. Все вдовы Рубля скорбили по ней. Мы сделали тихие похороны, потому что СС-овцы запрещали похороны. Но мы не могли долго думать о наших любимых умерших. На меня упало тяжёлое бремя всех сирот и вдов. В нашем доме был миньян (Minyan). Наш дорогой отец, пусть его душа покоится в мире, сказал Кадиш (Kaddish) с Лёвой по душе нашего брата, мученикам Рубля и по тёте Голде. Папа не говорил очень много, он кусал свои губы в тишине. Он часто ругал женщин когда они плакали, но он сам часто плакал. Никто не осмеливался показываться на улице после семи часов вечера. Мы сидели за закрытыми ставнями. Мы должны были носить жёлтую звезду, и даже дети в детской кроватке. Нам было запрещено разговаривать на тротуаре. Как скотина, мы должны были идти по середине улицы. Наша сестра Гоня (Gonia) и дети иногда приходили к нам через сад и мы разговаривали о тебе (о Борисе) много раз. Ты не можешь представить себе мои чувства, когда все дети нашей сестры были зверски изнасилованы. Наша маленькая Хава (Chava), 14 лет - бедные дети. Их глаза, когда смотрели на меня: "Почему? Почему? Что мы сделали?" Перед Песахом (Pesach, Passover) 1942 года (март - апрель 1942г.) наша сестра Гоня была выселена из своего дома и сразу же после этого мы были выселены из своего тоже. Начали распространяться слухи, что в Столине собираются создавать гетто. На это не ушло много времени. Голыми руками мы высоко установили колючую проволоку, никто не мог зайти или выйти. Полицейские наблюдали за двумя воротами день и ночь. Мы получили приказ перебраться в гетто. Невозможно описать эту картину. Ты мог взять с собой только то, что мог унести. Наш отец взял с собой трость и медленно пошёл от дома, в котором он так много работал, чтобы всех нас воспитать. Мы оставили всё. Я должен был нести Рахель (Rachel), ребёнка нашей сестры. Она была очень больной и нас всех поместили в маленькую комнату. Chaiyeh, маленький сын нашего дяди Якоба, я и наши родители. В комнате едва ли можно было стоять. В гетто мы начали другую жизнь. Никто не мог ничего принести, никто не мог ничего вынести.  Показатель смерти достиг 12 человек в день. Много раз я видел мать, бросающую закутанный свёрток - ребёнка - на телегу. Люди были раздутыми и деформированными от голода. Я смотрел на раздутые ноги своего отца и дрожь проходила по моему телу. Каждый день нас выводили на работу, в основном копать канквы, около 3-х километров от Столина в Долин (или Стасино). Они говорили, что это в целях безопасности. СС-овцы и Гебитскомиссар (Gebits Kommisar) находились в замке Радзивилов. Мы копали наши собственные могилы. Нашей зарплатой было ежедневное битьё. Часто приходил молодой СС-овец, наблюдал за нами и бил нас прикладом, кнутом и нашими собственными лопатами. Много раз я был так сильно избит, что моя правая сторона челюсти была сломана. Моя правая рука была воспалена и в течении жизни я не мог её разгибать полностью. Моё ухо было распухшим от удара прикладом. Мы не могли жаловаться. Кому? Профессионалы, такие как портные, плотники, сапожники, работали день и ночь, их зарплатой было битьё. Сельские жители обманывали нас. Каждый из нас обычно был одет во что-то лишнее, чтобы обменять на кусок хлеба. Как только СС-овцы это обнаружили, они стали проверять наши карманы. Не дай Б-г, если был найден кусок хлеба. Мало помалу мы были разрушены морально, умственно и как я выживал, я не знаю. Когда кто-то умирал, мы не скорбили. Мы говорили, что по крайней мере он не будет страдать. Я не мог выдержать, что надо носить эти жёлтые звёзды. Они давили на меня, как тонны веса. Мы всё знали, что с нами будет позже. У нас были информаторы, которые за хорошую плату приносили нам плохие новости о том, что происходило с евреями в других городах. Ничего не обсуждалось, кроме еды. Каким-то образом мы нашли пути проникновения еды в гетто. И опять начали распространяться тёмные слухи, что всех евреев в гетто расстреляют. И затем наступил этот страшный день. До этого злополучного дня перед Рош-hа-Шана в гетто Столина проживали 7000 человек. В лесу Долина (Стасино) мы копали себе могилу. Всё было спланировано заранее. Всё погибло. Могилы были готовы. Они все вначале были раздеты, их повели к могилам и расстреляли. Сотни были похоронены заживо. Дети - некоторые были только слегка ранены - и местные жители , которые наблюдали за казнью, из чувства жалости, чтобы дети не страдали, разбивали им головы лопатами. Сколько я буду жить, столько не забуду последнюю ночь в гетто. Я не могу забыть голоса наших красивых молодых девушек: "Мы хотим жить! Мы хотим жить!" Ночь была тёмной. Полиция с фонариками ходила вокруг колючей проволоки. Они приводили бедных людей в панику. Они стреляли не прекращая. Время от времени я бегал к родителям и обратно. Мы поцеловали друг друга и прижали твои фотографии к нашим сердцам. Отец сказал молитвы, посмотрел на меня красивыми грустными глазами. Он посмотрел на меня, как будто хотел попросить прощения, что он принёс меня в этот мир. Мама умылась. Прочитала молитвы и была готова умирать. Я завидовал святым родителям. Я не мог так делать. Я просто не мог ждать, когда они придут и возьмут. Мама посмотрела на меня и как будто прочитала мои мысли, она просила меня: "Оставь нас! Оставь нас! Ты должен остаться живым. Кто-то должен остаться в живых, чтобы рассказать, что с нами случилось!" Я сказал, что не могу оставить их одних, что мы умрём вместе, но наша мать настояла на том, чтобы я ушёл. Я оставил наших родителей с одной мыслью, чтобы облегчить последние моменты жизни наших родителей, с мыслью, что я останусь жив. Вот как я ушёл от наших дорогих родителей. Тысячи раз я проклинал момент, что ушёл от них. Как часто я хотел лежать с ними как все наши мученики, объятые смертью. Я ушёл с разбитым сердцем. Всё, что у меня было с собой, это одежда, в которой я был, и карманные часы отца, которые он дал мне, когда мы попрощались с ним навсегда. Куда идти? Везде я видел испуганных людей, плачущих, молящихся, ищущих место спрятаться. Что сделать? Некуда идти! Я встретил Веллю Молочника (Vellia Molotchnik). Он начал целовать меня и попросил, чтобы я пошёл с ним. Он выкопал маленькое потайное место, там достаточно места для двоих. "Давай попробуем", - сказал он. Мне было нечего терять. В течении 18 дней после резни в гетто я лежал в подвале - живой могиле. Я продолжал думать о планах, как исчезнуть. Моё сердце говорило мне, что если бы я смог исчезнуть из этой могилы за пределы гетто, то я бы выжил. Я сказал Велле, что я не могу так больше продолжать. СС-овцы и местные жители знали, что некоторые люди всё ещё скрываются, но они не спешили. Часто они были около нас и мы слышали их голоса, но они были заняты ограблением, они знали, что для нас места нет. Даже, если еврей не выходил из гетто, была установлена цена. Кто бы не поймал еврея, получал чемодан одежды. Мы платили за свою кровь своими собственными вещами. Люди ловили евреев и приводили их обратно, чтобы получить тряпку. Это была самая большая трагедия. Жена Велли и полуторагодовалая дочь Ривеле (Rivele) были спрятаны рядом с нами. Мы слышали, как ночью ребёнок плакал: "Мама! Мама!" Велли сказал: "Моя дочь жива! Ты слышишь?", и я слышал. Мы были счастливы и думали, что, может быть, по крайней мере, некоторые из нас выживут. Но через несколько ночей мы больше не услышали голос Ривеле: "Мама!" Полиция и СС-овцы были рядом, Ривеле была голодной и начала плакать. Мать накрыла ребёнка одеялом и Ривеле задохнулась. Посередине ночи мы выползли из нашей могилы, чтобы посмотреть как дела у матери и ребёнка. Дорогой брат, ты можешь представить лицо матери, задушившей своего ребёнка? Она держала ребёнка в руках и не могла выйти. Мой друг потерял сознание. После того, как он пришёл в себя, он сказал мне: "Михаил, похорони ребёнка. Я не могу." Моё сердце было каменным. Я не мог себе представить, что могу такое сделать. Но я должен был это сделать. Я любил ребёнка. После это Велли сказа мне, что он останется со своей женой. Я один пошёл в маленькую могилу, я не мог этого вынести. И я решил не тратить время и ждать определённой смерти. Я нашёл брата Белли, его мать и жену всё ещё живыми. Я сказал своему другу Ниселю (Nissel) - "Давай попробуем выбраться ночью из этой могилы." Он сказал мне: "У меня нет желания жить. Я не оставлю свою семью." Мы поцеловали друг друга и я сказал ему, что я ухожу или по крайней мере постараюсь выбраться из гетто. Я совершил побег на 18 ночь после расстрела гетто. Проходя в темноте по гетто, я не видел ничего, кроме разбитых дверей и окон, разрушение и опустошение царили повсюду. Все дома, которые когда-то были полны жизни, стали пустыми каркасами. И я продолжал думать, что я наткнусь на тело убитого мученика. У меня осталась одна мысль - жить! Жить! В этот момент я наткнулся на живого человека. Не думая, я приблизился быстро к нему. В этот момент я подумал, что это был ещё один несчастный как я, который хотел бежать. Но как я был удивлён, когда увидел перед собой высокого человека с большим мешком в руке. Мы оба потеряли дар речи. "Кто ты?" - спросил он меня. Я ответил, что меня зовут Михаил, я - еврей, стараюсь бежать из гетто. Он посмотрел на меня и сказал: "Как видишь, я - вор. Я хожу ночью вокруг и собираю вещи из пустых домов. Почему это всё должны иметь немцы? Я думаю, что ты не возражаешь, если я пойду и соберу некоторые вещи и потом встречу тебя на этом месте. Я работаю с полицейским, который впускает меня сюда каждую ночь. Он имеет свою долю." Он сказал, что может вывести меня из гетто. Мог ли я ему верить? Он спросил, есть ли у меня чем ему заплатить. Чем я мог заплатить ему после того, как я прожил столько времени без ничего? Я почувствовал в кармане часы нашего отца. Я показал их вору и он сказал, что они подойдут. Он сказал, что вернётся ко мне после того, как закончит грабить. Я не мог поверить этому, но у меня не было выбора. Я сказал, что буду ждать. Мужчина ушёл. Я не знал что делать. Я упал на колени и молился Б-гу. Какому Б-гу, я не знаю. Наш Б-г , я уверен, был не с нами. Я спрятался в темноте, на случай, если вор вернётся с полицией. Я услышал свист. Я не знал, как много прошло времени, ожидая его в темноте, мне показалось, что прошли часы. Он вывел меня из гетто. Часы отца спасли мне жизнь. Часы за человеческую жизнь! Трудно описать чувство, что ты дышишь свежим воздухом за пределами гетто. Вор попрощался со мной и сказал, чтобы я был осторожным, потому что люди ловят евреев. О том, что случилось, и как я остался живым, я расскажу тебе, когда мы встретимся. Дорогой брат, мои глаза всё время плачут, когда я пишу тебе всё это. Я всегда вижу наших любимых перед глазами. День и ночь, день и ночь я думаю о них. Я вижу как ты читаешь это письмо и твоё сердце разбито. Я ненавижу писать такое ужасное письмо, но я вынужден, чтобы ты знал и все другие знали, кто потерял своих любимых. Как видишь, я выжил, разбитый и разрушенный. Как и что будет в будущем, я не знаю. Я постараюсь найти любую возможность, чтобы приехать к тебе. Где бы я ни был, я не буду терять с тобой связь. Я надеюсь, что ты получишь это письмо в полном здравии. Я сейчас далеко от тебя, но сердце моё с тобой. Я не помню адрес Этель (Ethel), нашей сестры, и я не смог бы ей написать в любом случае. Шмуэль (Shmuel), сын нашей Гони (Gonia), жив. Он где-то в трудовом лагере в Сибири. Я узнаю больше о нём и сообщу тебе. Со всей моей любовью. Привет и поцелуи Ханне (Hanna) и детям. Твой брат Михаил. Примечание. После того, как Михаил шесть месяцев прятался в лесах, он присоединился к группе партизан, которая позже слилась с Красной Армией. Г-н Носанчук был сержантом, и был награждён медалями: "За отвагу" и "За взятие Берлина". В 1948 году он эмигрировал в Виндзор, Онтарио, Канада. Он умер в 1984 году. Источник: http://stolinmost.narod.ru/book/book.htm#letnos

1 2 3 4 5 Просмотров: 1129 | Добавил: stolin | Рейтинг: 5.0/1

Всего комментариев: 0